2009, 19 ноября
"Мы больше не «товарищи»"
Радио Свобода продолжает цикл интервью, репортажей и социологических зарисовок, посвященных 20-летию падения коммунистических режимов в странах Восточной Европы.
Александр Гостев: О революциях всегда много информации, но видели их, вероятно, не так много людей. О том, как происходила Румынская революция 1989 года — отнюдь не бархатная, кровавая, закончившаяся расстрелом диктаторов Чаушеску — двух стариков Николае и Елены — вспоминает мой коллега Владимир Ведрашко.
Владимир Ведрашко: Нас было человек 15 — советских журналистов, работавших в те годы в Румынии.
И я понимаю, что запомнившиеся мне детали — это лишь
Знаете, как началась революция в Бухаресте? Она началась с опустевших улиц. Как будто волна будничной жизни откатила из города, чтобы набрав массу, снова накрыть Бухарест, подобно катастрофическому цунами.
Сначала стало тихо и безлюдно. Это продолжалось несколько часов, быть может сутки, за это время, город наполнился вооруженными патрулями — армейскими и милицейскими. Потом патрули куда-то исчезли. Потом вдруг утром 22 декабря появились толпы людей — сотни и тысячи людей — не какие-то пикеты или митинги по 30 человек, а тысячи, десятки тысяч.
Они скандировали «Долой сапожника!», несли флаги с вырезанными гербами — те самые, известные футбольным болельщикам румынские триколоры с дырками в середине. И добавились новые лозунги «Оле-оле-оле-оле! — Чаушеску ну май е!».
Моё бюро находилось недалеко от советского посольства, которое выходило фасадом на шоссе имени генерала Киселева — одну из главных магистралей города — и вот когда по этому шоссе к центру пошли колонны из тысяч румын, то из советского посольства вышли дипломаты и смотрели на восставших. Иногда из колонн демонстрантов раздавались выкрики: «Горбачев! Перестройка!»
Но очень скоро выкрики дополнились другими: «Долой коммунизм!»
Вот это, пожалуй, самое сильное воспоминание — как люди, пребывавшие годами и десятилетиями в рабском состоянии при полном отсутствии гражданского достоинства, вдруг — из воздуха, из ничего, без массовой агитационной, пропагандистской, рекламной кампании — превращаются в совершенно несокрушимую массу людей. Тут ведь важно понять, что в стране не было никакой значительной оппозиции, а отдельные одиночки были гонимы и репрессированы. И вот — происходит взрыв. Это — невероятно, но это — исторический факт.
Потом были такие сцены — молодые солдаты на броне, после приказа об отводе войск из города — вытирали слёзы на щеках, я смотрел и не верил своим глазам, объяснить это можно было только полным надрывом всего человеческого существа этих солдатиков... Полным надрывом нервов. Почему они плакали? — потому что успели за минувшую ночь застрелить или задавить кого-то из демонстрантов и им было жалко убитых сверстников? Или потому что думали о своих родителях, для которых, по всей очевидности, наконец заканчивались годы страданий и унижений?.. Вы знаете, Александр, это не «высокие слова»... Я легко представляю себе румынских мальчишек-солдат того времени, которые с болью переживали положение своих униженных полунищих родителей... Это было общенациональной бедой.
Все знали, что эти мальчики-солдаты заняты на уборках урожая и на стройках пятилетки, но впервые мы увидели их тогда на броне — с оружием в руках и с ошарашенными взглядами.
Но вот войска отошли, опять воцарилась на несколько часов оглушительная тишина; улицы, кроме центральных площадей — опустели. Как будто страх навалился на город, страх неизвестности. Мне запомнилось, как в эти часы навалившейся темноты охрана советского посольства — румынские военнослужащие — выносила из своих будок какие-то бумаги, возможно, документы, молча жгли их на решетках канализации. А потом и охрана — исчезла. И посольство осталось без охраны. И вскоре город охватила стрельба, звуки разрывов... Часть этих звуков была электронной симуляцией. И позднее уже появились догадки кто и зачем эти симуляторы устанавливал... Но они точно были. Например, недалеко от дома, где я жил, работал такой симулятор, который можно было легко распознать по ритмичности и периодичности издаваемых им звуков «выстрелов».
Александр Гостев: Так все-таки чего больше было — симуляторов или настоящего огня?
Владимир Ведрашко: Вы знаете, погибли более тысячи человек, есть их могилы, они погибли по-настоящему. Есть еще интересные данные — они официально опубликованы румынской сенатской комиссией по расследованию событий декабря 1989 года — так вот за время боевых действий в течение 10 дней в Румынии были произведены пять миллионов выстрелов из разных видов оружия, включая ракеты средств противовоздушной обороны.
Среди других ярких воспоминаний — это мирный штурм здания телецентра. И опять-таки скандирование — румыны как-то очень сильны вот в этом хоровом революционном... ну, пением это не назовешь... но они люди музыкальные, и таких ясных и звонких скандирований я потом нигде не слышал... Там, у телевидения, они скандировали: «Мы больше не товарищи» («Ну май сынтем товарэшь»). Для них слово «товарищ» превратилось в отвратительное партийное коммунистическое слово, и они, как заклинание, скандировали — «мы больше не товарищи». Только надо понимать и контекст — иначе легко ошибочно воспринять этот лозунг. То есть, не товарищи по партии — а господа, личности, свободные люди. Представьте себе, что это звонкое многотысячное скандирование слышалось неоднократно, долго; люди как будто сами себя убеждали в том, что они скандировали. Это было буквально черпание свободы из воздуха.