2005, 13 июня
60 лет назад была сформирована Группа советских войск в Германии (ГСВГ)
Андрей Шароградский: 60 лет назад была сформирована Группа советских войск в Германии (ГСВГ) численность которой в результате послевоенной мобилизации составила к 1949 году 2 миллиона 900 тысяч человек. Первым командующим ГСВГ был маршал Георгий Жуков. Со временем ударная наступательная группировка Советской армии, расквартированная на территории ГДР, способная, по замыслам советских военных стратегов, нанести кинжальный танковый удар по войскам НАТО и «прошить» Западную Европу до Ла-Манша, превратилась в государство в государстве: военные городки, объекты инфраструктуры, школы для офицерских детей, пионерские лагеря. В 1989 году ГСВГ переименовали в Западную группу войск. При объединении Германии, по условиям договора «2+4», была разработана процедура поэтапного вывода войск, и в 1994 году последний российский солдат покинул немецкую землю.
Мой коллега Владимир Ведрашко в середине 70-х годов проходил срочную службу в ГСВГ, и о военном быте того времени с ним беседовал Андрей Шарый.
Владимир Ведрашко: Я служил в мотострелковом полку, гарнизон наш располагался в городе Бад-Фрайенвальде, километрах в 50-60 на северо-восток от Берлина, недалеко от польской границы.
Андрей Шарый: После Второй мировой войны Германия была разделена на 4 оккупационных зоны, была и советская оккупационная. Вы чувствовали себя оккупантом, когда-то приходила мысль такая в голову?
Владимир Ведрашко: Такая мысль пришла мне однажды в голову, когда я посмотрел в Офицерском доме, куда водили солдат на просмотр каких-то серьезных кинофильмов, фильм «Салют, Мария!»
Андрей Шарый: Этот фильм, по-моему, о заключенных концлагерей.
Владимир Ведрашко: Какое-то такое было эмоциональное ощущение тогда у меня, 19-летнего солдатика, что мы тут не напрасно, что это все аукается. Это было очень печальное чувство, потому что оно было связано с тем, что эти люди, которых я увижу сейчас, выйдя из этого кинозала, немцы — они не вызывали у меня в том настроении никаких дружеских и положительных чувств. Все, что происходило за пределами нашего военного городка, всякий раз, когда ты там оказывался и ощущал себя на территории ГДР, даже если отошел на 50 метров, — это все было абсолютно чужеродным и неестественным. Как только попадал на территорию своей части, там действовали наши законы, наши представления о ценностях, наши принципы, там не было проблем.
Андрей Шарый: ГСВГ была ударной военной группировкой и в то же время была советским форпостом в Германии. Как-то специально готовили к этому солдат?
Владимир Ведрашко: Никакой особой подготовки не было. Ничего особенного, что говорило бы нам о том, что нам предстоит служить, не было. Было другое — была сама среда, которая была абсолютно другой. На полигоне выставлены были макеты танков, американских и английских, силуэты самолетов НАТОвской авиации. Ну, и конечно, повсюду вокруг наших полигонов или частей были надписи на немецком и на русском: «Стой, опасная зона!».
Памятку военнослужащему ГСВГ нам при поступлении в полк, когда мы приехали, не вручили. Я эту памятку уже потом, собираясь уезжать домой, где-то нашел, в каких-то архивах, и я ее привез с собой. То есть такая памятка была, но педантичного, торжественного вручения каждому не было. И конечно, в этой памятке было написано, что мы являемся защитниками интересов социализма на передовой рубеже социалистического содружества. И все эти нужные и необходимые слова для такой памятки, конечно, там были.
Андрей Шарый: Военный городок был построен специально для вашей воинской части?
Владимир Ведрашко: Насколько мне известно, военный городок в городе Бад-Фрайенвальде — это бывшие казармы дивизии Вермахта «Мертвая голова». И строения, и плац, и мостовая — все было там как следует, все выглядело весьма основательно.
Андрей Шарый: Это была полностью изолированная жизнь от немецкого гражданского населения или какие-то контакты все-таки допускались и были?
Владимир Ведрашко: Никаких контактов не допускалось, во всяком случае об этом не говорилось. Другое дело, что в выходной день или в праздник к нам в полк могли приехать школьники из соседней школы и исполнить на музыкальных инструментах какие-то произведения, спеть песни.
Андрей Шарый: Понятие «самоволка» существовало?
Владимир Ведрашко: Понятие «самоволка», конечно, существовало. Полк — это большая территория, огражденная забором, а в заборе, как известно, всегда есть дырки. Со стороны леса в дырку можно было в заборе пройти, и где-нибудь в нескольких десятках метрах от части просто посидеть и почитать книжку.
Андрей Шарый: Но не выйти в город.
Владимир Ведрашко: Выйти в город можно было с патрулем, если тебе давали увольнительную, или по каким-то делам, которые могли быть в городе. Можно было пойти в банк обменять привезенные из Советского Союза какие-то рубли, по справке их поменять.
Андрей Шарый: А денежное довольствие существовало?
Владимир Ведрашко: Конечно. Денежное довольствие рядового составляло тогда 15 марок, ефрейтора — 18 марок. На эти деньги можно было купить нормального хлеба за одну марку или масла (а не маргарина). С получки можно было купить чего-нибудь настоящего.
Андрей Шарый: Как-то сопротивлялось ГСВГ «тлетворному влиянию Запада»? Все-таки очень близко до Западного Берлина.
Владимир Ведрашко: У всех, кто служил, у всех солдат, разумеется, было желание посмотреть, подглядеть, как-то урвать кусочек какого-то изображения по телевизору, который стоял в ленинской комнате и который показывал исключительно Москву. Умельцы всевозможные могли что-то перепаять, переставить — и ночью старослужащие могли посмотреть Западный Берлин, концерты. У многих солдат были радиоприемники, и уж что никак нельзя было запретить — это послушать под подушкой Радио Люксембург. Просто хорошо была слышна эта станция, и все музыкальные мировые хиты шли там потоком.
Андрей Шарый: Когда вы узнали, что вам предстоит проходить службу в Группе советских войск в Германии, это как-то изменило ваше отношение к армии или нет? Это было хорошо?
Владимир Ведрашко: Это было очень хорошо. Я все время хотел служить именно где-то в таком месте, где смысл службы был бы более понятен, более оправдан.
Андрей Шарый: Особая миссия.
Владимир Ведрашко: Ну, какая-то особая миссия, да. Когда мне было 18 лет, и я на самом деле хотел служить в армии и хотел служить в ГСВГ. Мне повезло. Я переписывался в это время со своими одноклассниками, которые служили на Севере Советского Союза, где-то на Волге, — конечно, они мне рассказывали, как они проводят время: и выйти, и прогуляться, и самоволки, и магазины. Конечно, в Германии этого быть не могло.
Андрей Шарый: То есть правила внутреннего распорядка были значительно жестче.
Владимир Ведрашко: И наказания за нарушение этих правил. Зачитывались дивизионные приказы перед полком.
Андрей Шарый: Владимир, осталось какое-то сильное или, может быть, яркое впечатление, связанное именно с особенностями службы в Германии?
Владимир Ведрашко: Служба в Германии — это служба на чужой территории, поэтому вольно или невольно во время учений, во время маршей ты все равно видишь чужую страну, и она устроена по-другому, люди устроены по-другому. И впечатление от советской армии в Германии такое серое и угрюмое: городки с вытоптанными игровыми площадками для детей, не очень хорошо вымытые окна — все такое серое и сумрачное. Были еще, например, такие удивительные вещи, как торговля ГСМ — горюче-смазочные материалы канистрами продавали немцам.
На уровне солдат были менее значительные по объему товарооборота сделки, кто-то мог привезти радиоприемник или фотоаппарат, можно было договориться купить за 40—100 марок радиоприемник. Это все были довольно безобидные вещи, и они никак особо не пресекались, потому что понятно, что на 15 марок два года жить трудно, а солдату хочется привезти домой маме платок, сувенир или пивную кружку.
Евгений Бовкун: За минувшие 15 лет историки ФРГ успели обстоятельно проработать документы, относящиеся к созданию группы советских вооруженных сил в Германии, включая и засекреченные прежде материалы, сохранившиеся в архивах Штази. Части, оставленные в Восточной Германии для поддержания оккупационного режима, в период глобальной конфронтации с Соединенными Штатами и НАТО превратились в основной военный форпост Советского Союза, в том числе и с карательными функциями по отношению к тем в ГДР, что был недоволен социализмом. В ФРГ издано немало исследований и документальных сборников о заселении бывших гитлеровских лагерей восточногерманскими диссидентами и о деятельности советских военных трибуналов. По сравнению с этим последнюю главу истории ЗГВ, которая завершилась выводом советских войск, можно назвать относительно благополучной.
Я побеседовал с участником тех событий — бывшим генеральным инспектором Бундесвера, адмиралом в отставке Дитером Виллерсхофом.
Господин адмирал, вам, как одному из высших представителей Вооруженных сил Запада, приходилось внимательно следить за тем, что происходило в военных формированиях на Востоке. Чем больше всего беспокоило западное руководство Группа советских вооруженных сил в Германии, переименованная впоследствии в Западную группу войск? Насколько напряженным оказался лично для вас последний период деятельности ЗГВ?
Дитер Виллерсхоф: Как часть формирований Варшавского договора эта группа, разумеется, представляла для Запада большую опасность, поскольку находилась на переднем крае и служила форпостом. Она была для нас частью общей угрозы, исходившей с Востока. Мы располагали исчерпывающими сведениями не только о количестве солдат, но и о качестве вооружений ЗГВ, а также о ее дееспособности. Сведения же о ее руководящих кадрах были не столь основательны, потому что тогда мы больше увлекались подсчетом танков. В заключительный период пребывания советских войск в Германии я очень активно интересовался всем комплексом проблем, поскольку непосредственно разрабатывал условия вывода частей ЗГВ, будучи генеральным инспектором Бундесвера.
Мы подробно обсуждали все детали с моим тогдашним партнером — генералом армии Моисеевым. Критическая же фаза наступила вскоре после объединения Германии, когда оказалось, что многие солдаты не захотели возвращаться домой, и Моисеева это сильно тревожило. Он потребовал, чтобы мы выдали перебежчиков, но это было бы несовместимо с нашим законодательством. Помимо прочего, честно говоря, мы даже не знали, где они в то время скрывались.
Дополнительная проблема возникла с офицерскими женами — они устраивали демонстрации, и мы не знали, как на это реагировать. Главнокомандующий ЗГВ генерал Кнырков с этим, однако, удачно справился. Затем — проблема компенсаций. Словом, трудностей у нас хватало.
Евгений Бовкун: Накануне вывода советских войск газеты ФРГ много писали о коррупции в ЗГВ, а затем — о том, что ушедшие войска оставили после себя обширные зараженные химикалиями территории.
Дитер Виллерсхоф: Наследие нам досталось, прямо скажем, неприятное, особенно что касалось окружающей среды. Наше командование было в шоке. Пришлось проводить длительную и дорогостоящую санацию бывших полигонов и других территорий бывшей ЗГВ, включая казармы, оказавшиеся в ужасном состоянии. О коррупции мы тоже, конечно, слышали, но изучение этой проблемы в мои обязанности не входило.
Евгений Бовкун: Удастся ли когда-нибудь бывшим противникам стать настоящими партнерами?
Дитер Виллерсхоф: При мне отношения развивались благоприятно. В мае 1989 года я побывал в Советском Союзе, встретился с Моисеевым. Мы интенсивно обменивались визитами офицеров и слушателями военных академий, проводили совместные семинары и учения. Считаю, что мы многого тогда достигли именно в силу добротности и честности партнерских связей. С моей точки зрения, партнерство с обеих сторон и сейчас развивается неплохо, и было бы жаль потерять накопленное.