2009, 30 августа (часть 2)
Часть 1. Часть 2
Андрей Шарый: Есть еще один ключевой момент, связанный с пониманием Дракулы. Это — кровь, символ, который всегда манил к себе человека и всегда его отталкивал, кровь, которая являлось и христианской добродетелью, и антихристианским проклятием. Когда Володя говорил сейчас о понимании Дракулы в Румынии, я вспомнил стихи Михаила Кузмина: Не богемских лесов вампиром —
Страшным братом пред целым миром
Ты назвался, так будь же брат!
...
...Тихо капает кровь в стаканы —
Знак обмена и знак охраны....
Нет более волнующего человеческое воображение образа, чем образ крови. Именно поэтому Дракула так ярок. В 50-е годы, когда была изобретена технология передачи на телевизионных кадрах крови, она появлялась и в фильмах о Дракуле английской компании «Hammer Film», пленку раскрашивали вручную. Поначалу у вампира не было кровавых клыков, они появились потом, они были додуманы.
Диктор: «В 1926 году видный белорусский большевик, соратник Владимира Ленина и основатель Пролеткульта Александр Богданов при поддержке Иосифа Сталина добился открытия в столице СССР Государственного института переливания крови. Это было первое в мире научное учреждение, где проводились опыты по омолаживанию организма важным старикам, ветеранам Коммунистической партии, в числе которых была, например, сестра Ленина Мария Ульянова. В развитии практики обменного переливания крови (кровью обменивались представители разных поколений: молодым предавались воля и опыт, пожилым — физическое здоровье и энергия) широко мысливший Богданов видел предпосылки создания в социалистическом будущем нового типа общения людей, который называл коллективизмом. Самые сложные и рискованные опыты ученый ставил на себе. В 1928 году, пытаясь привить зараженному туберкулезом студенту собственный иммунитет к болезни, Богданов погиб. Представлявший на похоронах исследователя политбюро ЦК ВКП(б) Николай Бухарин заявил: „Идеи Александра Богданова о переливании крови покоились на необходимости своеобразного физиологического коллективизма, где отдельные сочеловеки смыкаются в общую физиологическую цепь и тем самым повышают жизнеспособность всех вместе и каждого в отдельности“. Вскоре и философские, и медицинские концепции Богданова, которого в начале двадцатых годов за уклонизм исключили из компартии, окончательно объявили „антиленинскими“. Однако идеи чудесного омоложения организма не исчезли. Слухи о переливании свежей (молодой, детской, девственной, младенческой) крови престарелым авторитарным лидерам возникали на всем протяжении ХХ века. О предпринимавшихся опытах такого рода упоминалось, в частности, в связи с румынским социалистическим вождем Николае Чаушеску и главой Северной Кореи Ким Ир Сеном. Подобные разговоры велись на уровне гипотез и никогда не находили серьезного подтверждения. Однако причина их возникновения понятна: она в концепции неограниченной личной власти, которой в вымышленном мире так жаждал неумирающий трансильванский граф и которой в реальной жизни пользовались диктаторы. „Смычку сочеловеков в общую физиологическую цепь“, в конце концов, ставил своей целью не вампир Дракула, а советский революционер Богданов, современник первых экранизаций романов Стокера».
Иван Толстой: Володя, а как насчет личных пристрастий — есть у вас в книгах или в фильмах о Дракуле любимые места?
Владимир Ведрашко: Я повторюсь. Меня в Дракуле — и в фильмах, и в книгах — больше всего привлекают те места, где речь заходит о любви. Меня это совершенно интригует. Меня интригует вот эта двуединая сущность человека, в которой он — и кровопийца, и безумно страдающий от недостатка любви к нему, от невозможности самому любить. И, в этом смысле, для меня вершиной является копполовский «Дракула Брэма Стокера». У меня очень трепетное отношение к Анни Леннокс, где она исполняет в конце фильма «Love Song For а Vampire». Это абсолютно драматичное произведение, и она это очень драматично исполняет. И там — трагедия. Вообще, Дракулу можно рассматривать и как китч, и как философское явление, помогающее нам познать самих себя. И тут начинаются всякие грустные и печальные вещи, потому что мы же каждый — сложный человек. И у меня был опыт общения с человеком, который буквально высосал мою кровь почти до последней капли. При этом на мне не было следов никаких, но я чувствовал похолодание рук, чувствовал похолодание конечностей, и я нашел в себе силы вырваться в тот момент, просто уйти из этой двери, и я понял, что больше никогда сюда не войду, и меня это спасло. Это — мое физическое, пережитое личное ощущение о моей встрече с вампиром. Но надо уточнить. Ведь всё же относительно, мы же не видим, что идет по улице вампир, для кого-то он может быть и не вампир вовсе, и вся эта вампирология, вся эта вампиристика, она и построена на том, что кто-то его видит, а кто-то его не видит, для кого-то он — вампир, для кого-то он — не вампир.
Иван Толстой: Вы имеете в виду так называемое явление энергетического вампиризма, очень распространенное?
Владимир Ведрашко: В одной недавней передаче Радио Свобода я услышал беседу одного нашего обозревателя с человеком, предсказывающим разные разрывы плотин, катастрофы и так далее. И он там употребляет такие слова как «отрицательная энергия». И в комментах есть отзыв: «Ну, братцы, как я слышу про отрицательную энергию — все, тушите свет, я пошел: шарлатаны». Нет, я не имею в виду энергетического вампира, все пять литров крови во мне остались в тот момент, когда я встречался с этим человеком. Дело не в том, что они остались, а в том, что я их не ощущал, и дело не в энергии этого человека, а в полном обескровливании организма. Это означает, что вся кровь при тебе, но ты обескровлен душевно. Называйте это энергетическим. Это вопрос как назвать, ведь.
Иван Толстой: Об истории и эволюции образа Дракулы в интервью Радио Свобода рассказывает один из крупнейших британских специалистов в области «вампирологии», автор многих статей на эту тему и книги «Вампир в популярной художественной литературе» доктор Тина Рэт. С ней беседует Наталья Голицына.
Наталья Голицына: Как развивался образ Дракулы в литературе и кино после того, как его изобразил в конце XIX века в своем романе Брэм Стокер?
Тина Рэт: Стокер первым в мире использовал имя Дракула в значении «вампир». В 1922 году, вскоре после того, как возникло искусство кино, был создан фильм по этому роману. Это сразу сделало Дракулу фигурой широко известной во всем мире. Надо сказать, что первоначально образ вампира был очень далек от образа, созданного Стокером. Это был вульгарное, неопрятное, дурно пахнущее существо, обычно низкого происхождения, которое невозможно представить в приличном доме. В 1819 году в Англии был опубликован роман Джона Уильяма Полидори «Вампир», герой которого во многом списан с лорда Байрона, у которого Полидори служил. В этом романе вампир впервые предстает в образе привлекательной, аристократической личности. Этот образ был мгновенно растиражирован в театре. После этого в массовом сознании вампир навсегда запечатлелся в образе лорда, аристократа. Герой романа Стокера был своего рода гибридом этих двух представлений о вампире. Автор «Дракулы» пишет, что у него были очень элегантные костюмы, но длинные ногти и зубы. Его Дракула был очень обольстителен; это был аристократ, а не простолюдин. Эта трактовка вампира стала по существу общепринятой. Многие физические черты своего героя Стокер заимствовал из легенд об оборотнях, вервольфах, в частности, волосы на ладонях и острые длинные резцы. Обольстительный и элегантный образ стокеровского вампира был канонизирован. Он был заимствован немецкими кинематографистами. В их представлении это — устрашающее и одновременно достойное жалости существо. Такого вампира, графа Орлока, сыграл Макс Шрек в фильме 1922 года «Ностерату: симфония ужаса», снятого по мотивам романа Стокера. Эту трактовку образа вампира как одинокого и обольстительного аристократа повторил в ремейке этого фильма Клаус Кински. Герои этих фильмов стали по существу двумя ипостасями стокеровского Дракулы.
Наталья Голицына: Во второй половине 20-го столетия в Европе возникла специфическая и необычайно популярная вампирная субкультура. Чем вы объясняете ее появление и ее популярность?
Тина Рэт: Объясняется это, прежде всего, развитием и техническими возможностями современного искусства. Тема вампиров почти немедленно стала одним из излюбленных сюжетов кино — еще в немых фильмах, а затем и в первых звуковых европейских фильмах с участием Белы Лугоси. Этот канонический образ вампира — зловещего соблазнителя, пользующегося огромным успехом у женщин, обошел все страны. Кинозрители во всем мире посмотрели эти фильмы, многие из которых стали культовыми. Кино может проникнуть туда, куда не проникает литература и театр. Появились миллионы фанатов Дракулы. Сейчас именно кинематографический Дракула олицетворяет этот образ. В том, что возникла эта субкультура, заслуга современных технологий. Ну, а популярность образа Дракулы объясняется, прежде всего, тем, что он олицетворяет секс, смерть и элегантность.
Наталья Голицына: Что собой представляют личность и характер Дракулы, который выглядит гибридом благородного джентльмена и зловещего негодяя?
Тина Рэт: Всё зависит от эпохи восприятия этого образа и от того, как он трактуется его создателями. К примеру, в романе Стокера Дракулу побеждает коалиция британских, голландских и американских сил, которые лишают его магических способностей. Но одновременно в романе он показан как существо привлекательное. Это вызывает неоднозначное отношение к нему. Олицетворение зла, ужасный и зловещий вампир наделяется привлекательными чертами. Эта «сумеречная» трактовка его личности получила продолжение в кино, где актеры, играющие его, становятся идолами девочек-подростков, мечтающих о встрече с их персонажем. В образе Дракулы очень заметно английское влияние, связанное с личностью лорда Байрона. Впрочем, Байрон скорее не английского, а шотландского происхождения. Представление о великом английском поэте как о прекрасном, обворожительном, пренебрегающем общественными нормами романтическом аутсайдере, совершающем греховные поступки, и одновременно идоле молодежи, переносится на Дракулу. По сути дела это образ современной поп-звезды вроде Мика Джаггера. И, конечно, он должен быть англичанином или британцем.
Наталья Голицына: Трансильвания, в которой живет и действует Дракула, имеет что-либо общее с реальной Трансильванией — северо-западной областью Румынии?
Тина Рэт: Это полностью выдуманная страна. Стокер никогда не был в Трансильвании. Он изобрел собственную Трансильванию, прочитав кое-что о ней в Британском музее. Всё, что он пишет о странных пейзажах и мрачных лесах, полностью выдумано, это плод его воображения. Подозреваю, что это послужило толчком к игре воображения у его последователей. Эта воображаемая Трансильвания населялась всем, чем угодно: ведьмами, оборотнями, разного рода чертовщиной — всем, что способно породить безграничное суеверие. Это такая Трансильвания, которой, как считал Стокер, она должна быть.
Иван Толстой: Андрей, а ваши предпочтения в дракулиане?
Андрей Шарый: Из тех нескольких десятков фильмов, которые я видел, мой выбор — самая первая экранизация «Дракулы». Это 1922 год, незаконная экранизация «Дракулы», потом успешно оспоренная вдовой писателя, из-за чего почти все копии этого фильма были уничтожены. Несколько копий осталось, и потом, когда истек срок соблюдения авторских прав, эти копии были распространены, фильм восстановлены, и сейчас его при желании можно посмотреть. Это фильм немецкого режиссера Мурнау под названием «Носферату», то есть, «Неумирающий» или «Не-мертвый». Эта немая лента считается одним из двух основных вариантов прочтения философии вампиризма. У Брэма Стокера Дракула — это персонаж, который вызывает очень смешанные чувства: и чувство притяжения, и сексуальную аттракцию, и ненависть, и страх, и почтение, и так далее. Мурнау показал своего Дракулу как бестию, как исчадие ада, вызывающее только отторжение у зрителей. Это, на мой взгляд, одна из самых сильных в мировом кино иллюстраций нечеловеческого в человеке. Играет графа Орлока немецкий актер Макс Шрек. Шрек по-немецки — ужас. Это Германия 1922 года, напомню, до прихода Гитлера к власти десять лет. В этом фильме есть зерна и политического прочтение темы, понимание вампиризма, как чумы. Там слуги графа Орлока-Дракулы — крысы, и с ним невозможно бороться, только в традициях народных сказок любовь побеждает зло — любовь девушки, которая жертвует собой ради спасения мира.
В 1979 году вышел великолепный ремейк этого фильма работы немецкого режиссера Вернера Хорцога, тоже под названием «Носферату». Сыграл там графа Орлока Клаус Кински. Это блестящее кино, и там интересно понимание того, как Германия, пережившая множество потрясений с 1922 до 1979 года, по-новому осмысливает образ чумы. Дракула, вампир — носитель чумы, нечеловеческого в человеке. Херцог частично снимал в тех же интерьерах, в каких в 1922 году Мурнау снимал свой фильм, в словацком замке Орава. Это действительно леденящий душу фильм, это саспенс и триллер. Сама философия этой пары фильмов, размышления о том, до чего человек может быть не человеком, просто глядя на тебя пустыми глазами — произвела на меня сильное впечатление.
Иван Толстой: Из книги Андрея Шарого и Владимира Ведрашко «Знак D: Дракула в книгах и на экране».
Диктор: «Исследователи сходятся во мнении, что Дракула (Draculea), или „сын дьявола“, означает лишь „сын человека по прозвищу Дракул“ (dracul) и что никакой связью с нечистой силой тут и не пахнет. В подтверждение приводят такие факты: византийский хронист Халкокондил именует Дракулой не только Влада, но и его младшего брата Раду Красивого, а в одной сербской летописи повествуется о том, как турецкий султан ходил с войском на Влада Дракоулика, то есть, говоря по-русски, Влада Дракуловича. Действительно, слово druc, в основе которого лежит латинское draco, чаще всего переводят как „дьявол“. Но „дьявол“ и „дракон“ во многих языках в разные времена являлись словами, более или менее близкими по значению. Скорее всего, прозвище отца Влада Дракулы, воеводы Влада II стало исключительно указанием на его принадлежность к ордену Дракона. Многие сторонники этой версии оговариваются: современники, скорее всего, понимали такое прозвище буквально. Смысл орденской символики простым людям был неясен, зато изображение дракона вызывало определенные ассоциации. Орден Дракона был учрежден как орудие борьбы за ценности христианства, но ведь возник он в эпоху широкого распространения всякого рода ересей и чернокнижничества. Так, может, рыцари ордена поклонялись не просто дракону, но дракону-дьяволу? Прямых свидетельств того, что Влад Дракул считался колдуном, нет. На русский язык румынское слово drac переводится прежде всего как „черт“. Слово „дьявол“ звучит одинаково на обоих языках и означает одно и то же. Но, как записал в мемуарах Уильям Уилкинсон, консул Англии в румынских княжествах в начале XIX века, валахи в XV столетии имели обыкновение называть особо смелых, отважных, пусть и жестоких воинов, „дьяволами“. В наше время о таком бесстрашном войне сказали бы: чертовски (или дьявольски) смелый человек. Если смотреть под этим ракурсом, дракон ассоциируется не столько со злом, сколько с добродетелью, отвагой. Исследователь биографии Влада Дракулы французский ученый румынского происхождения Матей Казаку пишет, что точки зрения, близкой к позиции Уилкинсона, придерживался и румынский лингвист Василе Борджеа. В начале прошлого века Борджеа обратил внимание на употребление имени Дракулы в языке греков, населявших острова Эгейского моря, — оно звучало как „Голдрак“. Казаку отмечает, что в звучании слова Dracula ему слышится и связь со старославянским „дрекольем“. Тут мы уже напрямую выходим на „колья“, что, собственно, признает и Казаку. Он выводит этимологический ряд и приходит к словам „кол“, „колючка“, в переводе на румынский — teapa, „цепэ“. Однако, „цепэ“ ассоциируется с овеянным мрачной героикой именем Влада Цепеша, а отнюдь не покрытым замшелой дьявольщиной именем Дракула. Такая вот карусель, при быстром вращении которой сливаются первоначально далекие друг от друга „дьявол“, „Дракула“, „кол“, преобразуясь в одно ужасное имя — Tetes, Цепеш, Колосажатель».
Иван Толстой: Андрей, во всех пяти книгах совместного с НЛО проекта вы были либо единственным автором, либо соавтором. Не могу не спросить вас: проект закончен?
Андрей Шарый: Иван, проект «Кумиры нашего детства», состоящий из пяти книг — о Джеймсе Бонде, Фантомасе, Зорро, индейском вожде Виннету и Дракуле — заканчивается. В конце этого года, надеюсь, выйдет переиздание, сильно дополненное и расширенное вдвое, книжки про Джеймса Бонда, поскольку за минувшие три года вышли новые фильмы о 007 и Дэниэл Крейг уже предстал на киноэкранах во всей своей красе. Я работал над этим проектом четыре года, это большая и очень важная для меня глава жизни и творчества, мне невероятно интересно было в этом разобраться для себя самого. Вернусь к тому, с чего мы начинали программу. Правильно, мне кажется, что серия началось с Бонда, а закончилось Дракулой. По большому счету, продолжается мировая борьба добра и зла, победителя нет. И будет ли?
Иван Толстой: Но ведь есть масса симпатичных героев, Шерлок Холмс, например, который, между прочим, выходит за рамки владения одним автором, одним Конан Дойлем, Шерлока Холмса продолжают, он есть и в кино международном, и в книгах. Он, скажем, вас не привлекает, или кто-то еще? Или ряд бесконечен?
Андрей Шарый: Именно потому, что этот ряд бесконечен, я выбрал пять героев моих детства и юности, которые мне были интересны и про которых я не дочитал и чего-то недопонял. Конечно, я недопонял много и о Шерлоке Холмсе, но повести и рассказы Конан-Дойла в советское время были практически все изданы, и Холмс не казался мне таким закрытым героем, непонятным. В Шерлоке Холмсе никогда не было советской запретности, печать которой всегда лежала и на Дракуле, и на Джеймсе Бонде, и на Фантомасе. Кроме того, мне кажется, что для того, чтобы писать о Шерлоке Холмсе, нужно быть серьезным литературоведом или историком, это очень большая глыба информации. Есть, кстати, такой исследователь — Лесли Клингер, он живет в Лос-Анджелесе, у нас с ним была дружеская переписка относительно книжки о Дракуле. Так вот он специалист по Шерлоку Холмсу и написал огромную антологию про Шерлока Холмса на 900 страниц, потому что он считает Холмса главным положительным героем викторианской эпохи. Исследуя Шерлока Холмса, Клингер натолкнулся на Дракулу как главного отрицательного героя викторианской эпохи. Следующая его книга — не на 900, а на 700 страниц, — посвящена анализу Дракулы как антигерою викторианской эпохи, открывающему новую эпоху, завершающему старую эпоху развития английской литературы и английского общества. Все смешано, все вместе, эти герои живут где-то в виртуальном пространстве вместе, они стоят на одних и тех же полках наших библиотек. Число пять — такое приятное для меня число, и я с удовлетворением сообщаю, что проект для меня заканчивается.
Владимир Ведрашко: В процессе работы над «Дракулой» мне открылась одна интересная вещь, которую я до сих пор не знал. Буквально в последние дни, когда мы договорились, что будем разговаривать о Дракуле, и когда я стал снова и снова думать, чем же объясняется его столь высокая популярность, я как раз подумал о том, что добро-таки побеждает. Я хочу возразить Андрею, который сказал о постоянной борьбе между злом и добром. Мысль, понятно, извини, Андрей, не новая, все мы ее знаем, все это на самом деле так, но, вы знаете, добро-то побеждает совершенно очевидно, потому что все, что нас с вами окружает каждый день, вообще-то говоря — и ваш взгляд на меня, и взгляд продюсера, и взгляд Андрея, и то, что мы сейчас выйдем к нашим сотрудникам, и этот дом, и этот город, и эти машины — они сделаны с чувством добра и любви, и добра этого в мире так много, что для того, чтобы дать нам понять, что, ребята, берегите его, оно хрупкое, для этого возник, наверное, чьей-то волей вот этот гигантский образ Дракулы, гигантский образ зла, чтобы уравновесить вот эту лепоту, в которой мы пребываем и продолжаем говорить о том, что добро и зло сосуществуют и борются на равных. Они не борются на равных, добро побеждает. Но чтобы мы не потеряли бдительность, нам дан образ Дракулы.