2005, 8 ноября
Виктор Нехезин: На днях в Москве в посольстве Словении, государства, председательствующего ныне в ОБСЕ, была представлена новая книга профессора Андрея Загорского «Хельсинкский процесс». Начатые в 60-х годах переговоры между Востоком и Западом привели в 1975 году к подписанию в Хельсинки заключительного акта совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Леонид Брежнев, ставя свою подпись под документом, и не предполагал, что те принципы межгосударственных отношений, за которые выступал СССР, уже через 16 лет обернутся против Москвы.
С автором книги, профессором МГИМО, ответственным редактором русского издания Ежегодника ОБСЕ Андреем ЗАГОРСКИМ беседовал Владимир Ведрашко.
Владимир Ведрашко: Андрей Владимирович, книга достаточно объемная, и, как сказано в аннотации, она раскрывает такие стороны Хельсинкского процесса, о которых прежде мало говорилось.
Андрей Загорский: Книга посвящена истории Хельсинкского процесса с 1972 года (хотя я беру немножко раньше — с 60-х годов, когда появилась сама идея) до 1992 года фактически, когда уже началась трансформация Хельсинкского процесса и постепенное превращение его в организацию. Это другое время, другая история. В книге много новых вещей, прежде всего для российского читателя, потому что в советское время и потом, по инерции, в российское время сложилась довольно однобокая историография Хельсинкского процесса: СБСЕ, Хельсинкский процесс — это детище советской дипломатии, это наша инициатива, и вся история Хельсинкского процесса — это движение от одной победы к другой, триумфальное шествие советской дипломатии вопреки попыткам США сорвать Хельсинкский процесс.
Владимир Ведрашко: Какова была истинная расстановка сил в Хельсинкском переговорном процессе? Кто являлся наиболее влиятельной стороной?
Андрей Загорский: Это были, на самом деле, переговоры между Востоком и Западом. Это действительно была инициатива Советского Союза — в известной степени так можно сказать, хотя изначально предложение было выдвинуто Польшей, подхвачено Румынией, сначала долго обсуждалось группой малых стран без участия США. Но с 1969 года эта инициатива была взята под контроль НАТО и Варшавского договора, и с тех пор, в принципе, это была уже межблоковая процедура переговоров между Востоком и Западом. И вопрос не в том, кто доминировал. На каждом этапе был компромисс. Компромисс заключался изначально и в самом Хельсинкском заключительном акте. Он был сложным, но если его упрощать, то, безусловно, это был обмен признания принципа нерушимости границ, которого добивался Советский Союз, на признание Советским Союзом принципов прав человека и «третьей корзины» — контакты между людьми, свободный обмен информацией. И это был на каждом этапе компромисс между тем, чего хотел Советский Союз, и тем, чего хотели западные страны. Конечно, США, безусловно, привнеся фактор дискуссии о правах человека на СБСЕ, стали одной из ведущих сил Хельсинкского процесса, и именно поэтому Хельсинкский процесс до сих пор ассоциируется прежде всего с тематикой прав человека.
Владимир Ведрашко: Решение вопросов прав человека, однако, происходило в обстановке жестких противоречий. Профессор Загорский пишет в книге «Хельсинкский процесс»: «Если Брежнев в 1975 году, возможно, ужаснулся бы, если бы кто-то предсказал ему, какая судьба ждет СССР 16 лет спустя, то ставившие свои подписи под Заключительным актом лидеры западных стран посчитали бы такого пророка сумасшедшим. Ни один из них не видел непосредственную цель Хельсинкского процесса в ликвидации коммунистических режимов. СБСЕ не было „золотым ключиком“, распахнувшим социалистическому лагерю двери к демократии. Наоборот, вторая половина 70-х и практически все 80-е годы были отмечены усилением политических репрессий на востоке Европы, жестким, порой до безысходности преследованием именно тех диссидентов и правозащитников, которые апеллировали к положениям Заключительного акта».
И все же именно в результате Хельсинкского процесса ситуация постепенно менялась к лучшему. Особенно это стало заметным после Венской встречи СБСЕ. За первые 6 месяцев 1989 года были удовлетворены практически все частные заявления на поездки за рубеж, их было 1 миллион 700 тысяч. Если в 1988 году на постоянное жительство за рубеж смогли выехать 108 тысяч советских граждан, то в 1989 году — 230 тысяч. Эти цифры приводятся в книге профессора Андрея Загорского «Хельсинкский процесс», только что вышедшей в московском издательстве «Права человека».
Я продолжаю беседовать с автором книги. В чем было искусство дипломатии? Были ли какие-то неожиданные повороты, которые ставили участников в тупик?
Андрей Загорский: Ну, это роль Мальты, которая неоднократно с самого начала и на протяжении Хельсинского процесса, вплоть до 80-х годов каждый раз в последний момент, когда документ был уже практически готов, выдвигала определенные требования, настаивала на их принятии, а в противном случае отказывалась давать консенсус на принятие этого документа. Это вызывало каждый раз неординарные ситуации в рамках Хельсинкского процесса, Мальте не раз грозили, и Громыко грозил в 1973 году изменить правила консенсуса.
Владимир Ведрашко: Как грозил Громыко? Что означает — министр иностранных дел СССР грозит Мальте?
Андрей Загорский: Это было закрытое заседание на уровне министров иностранных дел, которое началось с выступления представителя Мальты, который настаивал на привлечении к Хельсинкскому процессу представителей средиземноморских государств, не европейских, речь шла конкретно о Тунисе и Алжире. Это не имело консенсуса, потому что западные страны говорили, что если приглашать арабские государства, то в таком случае нужно приглашать Израиль, чтобы не было одностороннего освещения ближневосточного конфликта. И в этот момент Громыко, когда была дискуссия, сказал, что если Мальта будет продолжать занимать такую позицию, то принцип консенсуса можно пересмотреть. Причем в этом его поддержали многие западные страны, потому что никого не устраивало навязывание своей повестки дня одним маленьким государством, которое имело формально право блокировать принятие решений.
Владимир Ведрашко: 30 лет с момента подписания Заключительного акта Хельсинкского совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Что осталось от этого Заключительно акта сегодня, каково его значение в нашем современном мире?
Андрей Загорский: Есть, прежде всего документ, в котором есть свод принципов. 10 принципов Хельсинкского заключительно акта так, как они были сформулированы в 1975 году, остаются и по сегодняшний день. Есть некий позитивный образ, который сформировался в отношении Заключительного акта Хельсинкского процесса и на Востоке, и на Западе. Хотя он ассоциировался с разными вопросами на Западе — с правами человека в Советском Союзе, с нерушимостью границ, но есть некий позитив восприятия, и в этом смысле, безусловно, достижением была разрядка. И есть некая пропасть, которая отделяет нынешнюю ОБСЕ, которая все больше критикуется в России и ряде стран СНГ, по сравнению с тем позитивным имиджем, который набрал Хельсинкский процесс в те годы. Наверное, все-таки пик Хельсинкского процесса пришелся на конец 80-х — начало 90-х годов, когда он во многом содействовал формированию повестки дня внутренних перемен и в Советском Союзе, и во многих других странах Восточной Европы.
Владимир Ведрашко: Андрей Загорский, профессор МГИМО, ответственный редактор ежегодника ОБСЕ и автор вышедшей в московском издательстве «Права человека» книги «Хельсинкский процесс». Напомню, на днях эта книга была представлена в Москве в посольстве Республики Словения — нынешнего председателя ОБСЕ.