2008, 19 февраля
Ирина Лагунина: Малая пресса некоммерческого сектора, неправительственных организаций — оставалась в последние годы в России источником независимой информации и правовых знаний. Но ситуация меняется — и, наряду с политическими и экономическими переменами в жизнь возвращается — парадоксально, но факт — СТРАХ.
Об эволюции газет и журналов, которые издавались для общественных организаций и самими общественными организациями — главный редактором Интернет-портала «Права человека в России» и руководитель издающегося в Рязани российского исторического и правозащитного журнала «Карта» Андрей БЛИНУШОВ рассказал Владимиру Ведрашко.
Андрей Блинушов: Малой некоммерческой прессе в России уже, пожалуй, 18 лет исполнилось. На мой взгляд, эта пресса сыграла значительную роль во время перестройки, так как она заполняла те лакуны, которые не были заняты так называемой «большой» прессой, сильнее подверженной финансовому и политическому возможному давлению. Такая пресса была более мобильной, более гибкой и обратная связь ее с читателями была значительно живее. Вот, например, один из первых таких опытов, он начался в 88-м году, газета «Содействие», которая начала издаваться в Литве, под Вильнюсом. У нее было шесть региональных корпунктов в России, которые издавали локальные выпуски. Печатались они в Литве, но распространялись в областях. Это лишь один из примеров того, как зарождалась новая независимая журналистика. И журналисты, которые работали в тех изданиях, теперь уже работают и в большой прессе, и в политике.
Владимир Ведрашко: Каковы были этические нормы той журналистики?
Андрей Блинушов: Говорить о том, что там были какие-то единые этические нормы, я бы не взялся. Это были очень разные люди, которых объединяла тогда оппозиционность, борьба с коммунизмом — вот это было главное объединяющее начало для этих людей. Но среди них были бывшие политические заключенные, были люди, которые серьезно занимались этой прессой, в частности, Сергей Иванович Григорьянц со своим альманахом «Гласность» и с тем, что вокруг него существовало. Они, конечно, задавали некую тональность. Конечно, сейчас ситуация очень сильно изменилась. Почему она изменилась? Здесь три очень серьезных сильных фактора играют роль, причем все эти факторы взаимозависимы. Политическая ситуация сейчас, конечно, иная. Новые экономические условия. И конечно, изменения стандартов как читающей публики, так и публики пишущей, так называемое изменение форматов — не только малая пресса, но и большая пресса проходит через этот довольно сложный этап. Сейчас издавать бумажную малую прессу очень трудно по ряду причин. Буквально на днях я открыл сайт одной из наиболее заметных малых газет, которая издается нашими коллегами в Перми, называется «Личное дело», и читаю о том, что издание приостановлено из-за того, что нет денег. И вот издатели объявляли сбор средств среди читателей, смогли собрать шесть с половиной тысяч рублей, которых недостаточно для издания даже одного номера. Это просто как пример. Многое очень изменила политическая ситуация и очень многое изменили большие деньги, которые пришли в средства массовой информации и вообще на этот рынок — просветительский и пропагандистский. Политические партии, которые вливали огромные деньги, различные финансово-промышленные группировки, которые платили большие деньги для издания роскошных гламурных изданий, чтобы бесплатно их раздавать своим будущим избирателям и так далее… — конечно, очень сильно подняли планку.
Владимир Ведрашко: Андрей, неправительственная некоммерческая пресса адресована тем людям, которым не нужны глянцевые обложки, глянцевые девушки, глянцевые автомобили — они пытаются получить какую-то информацию о том, как строить местные сообщества, как создавать ячейки местного самоуправления. Третий сектор — гражданское общество — это ведь все довольно малочисленные сообщества людей, которым и нужно-то всего тысячу экземпляров достаточно нормально сверстанной газеты или журнала для того, чтобы узнать что-то новое. Такие издания существуют во многих странах мира, и они никак не умирают даже с приходом Интернета, люди все равно читают, берут с собой, вырезают, подшивают, изучают. Это материал для раздумья, материал для самообразования, для подпитки новыми идеями. А из того, что вы говорите, получается, что малая некоммерческая пресса в России стала жертвой обстоятельств, бурного развития гламурной прессы, политических партий, вливания денег. Действительно ли это так?
Андрей Блинушов: Я пытался говорить о том, что изменились форматы. Все-таки в 90-е годы главным была информация, главным были строчки информационные и неважно, в каком виде они выходили. Сейчас восприятие информации у людей — другое. и с этим ничего не поделаешь. Полиграфические стандарты сейчас повысились, не говоря о том, что невероятно повысилась стоимость полиграфических работ, распространения (экспедирования, как говорят специалисты). Это стоит совсем других денег. Про локальные сообщества я с вами согласен. Здесь бы надо оговориться вот о чем, когда мы говорим о малой прессе. Существует несколько разновидностей. Есть так называемая малая пресса специализированная, то есть профессиональная, условно говоря, журнал «Вопросы истории» всегда был малой прессой, издавался малым тиражом для историков, исследователей, архивистов, людей, интересующихся открытиями в области истории. Но вместе с тем, можно ли его считать прессой в более широком значении, прессой, которая пытается повлиять на какие-то другие сообщества, кроме профессионального? Наверное, нет. И тогда мы говорим о другой прессе. Согласен с тем, что для этой другой прессы существует ниша, конечно, она существует, и она не всегда заполнена. Местные сообщества нуждаются в такой прессе, но при этом она не может быть политизирована настолько, как она была политизирована в 90-е годы. Людей интересует широкий спектр вопросов и им необходимо знать, что происходит с их парками, почему застраиваются незаконно пустыри между нашими домами, что происходит с водоснабжением, канализацией и так далее. Это требует немножко другой работы журналистов.
Владимир Ведрашко: Андрей, о воспитании человеческого достоинства в детях, об уважении и понимании прав человека, которое преподается детям и которое они будут понимать в будущем и передавать уже своим детям — это в какой прессе должно быть освещено? И это ведь, на мой взгляд, необязательно граничит с таким рьяным открытым политическим подходом, борьбой — это же все прописано в документах, которые достаточно нейтральны — и конвенции, и российские законы. Вот заниматься разъяснением этих вопросов, преподавать права человека, прежде всего как производное от уважения к человеческому достоинству, разве это не так же важно, как 10-20 сохраненных деревьев между двумя домами? В России сейчас много говорят о разрушенных исторических памятниках, о разрушенных парках, но почти совсем не слышно о том, что существует такая вещь как человеческое достоинство, уважение к другому человеку. Обратите внимание, этих слов практически нет в лексиконе — никаком.
Андрей Блинушов: И это объяснимо. Потому что, казалось бы, такие понятные вещи, которые за 20 лет должны были стать доступными большинству сограждан, такие как права человека, человеческое достоинство, так и не стали более понятными, более доступными, более обиходными даже в лексиконе людей. К большому сожалению это так. И здесь мой ответ прозвучит несколько политизированным, но, на мой взгляд, нынешняя власть в России прекрасно понимает, что человеческое достоинство неразрывно связано со свободой, свобода связана со свободой слова, со свободой собраний, ассоциаций. Но, к сожалению, это не вписывается в вертикаль власти. И поэтому, обратите внимание, почему вдруг правозащитники стали некоей неудобной группой в России? Потому что то, о чем вы говорите — права человека и человеческое достоинство — лежат в опасной на взгляд многих властителей плоскости. К сожалению, просветительская деятельность в этом направлении сейчас оказывается не менее актуальной, чем 20 лет назад. Просто сейчас она гораздо сложнее, потому что мы находимся в новых других условиях.
Владимир Ведрашко: Андрей, сколько, на ваш взгляд, сегодня в России неправительственных некоммерческих организаций имеют свои газеты, какова их периодичность, каковы их тиражи?
Андрей Блинушов: На мой взгляд, несколько сотен неправительственных организаций в России наиболее динамичных имеют свои малые средства информации. В большей мере сейчас эти средства массовой информации находятся в Интернете, открываются в виде сайтов, потому что это дешевле, это больше по охвату аудитории, новые технологии позволяют гораздо больше, хотя вовсе не исключают бумажной прессы. Все-таки тиражи колеблются от нескольких сотен экземпляров до двух-трех тысяч. Конечно, их охват таков, что назвать средствами массовой информации не очень поворачивается язык. Все время мы оглядываемся на телевидение, которое имеет миллионные охваты. Вместе с тем, аудитория у такой прессы есть. Она сейчас переживает очень трудное время с одной стороны нехватки или огромного дефицита финансирования, а с другой стороны — переживает изменение формата, то, что называют в прессе, на радио изменение формата. То же Радио Свобода пережило свое изменение формата, с которым тоже можно спорить. Но этот процесс объективный, и он сейчас идет. Я думаю, что в ближайшие несколько лет мы увидим новое, если не возрождение, то всяком случае выживание этой малой прессы — только, если сильно не изменится политическая ситуация. Потому что сейчас тенденции зажима свободы слова существуют очень серьезные, и это может изменить лицо малой прессы кардинально.
Владимир Ведрашко: Если посмотреть на содержание того, что делают те, на кого никто ещё не надел удавку, и на то, что они говорят, то всё это наводит на мысль, что движение вспять идёт не только от власти, но и рождается внутри самих местных сообществ. Наверное, люди всё больше испытывают усталость, апатию.
Андрей Блинушов: Вы знаете, не только усталость, но и — страх. Это те вещи, о которых не принято говорить. Но здесь в российской провинции очень хорошо виден этот страх. Когда накануне парламентских выборов руководители области собирали представителей разных сообществ, в частности, например, учителей, преподавателей внешкольного образования, оказывали на них прямое серьезное давление с тем, чтобы они занимались некоей деятельностью в пользу одной из политических партий, грозили увольнениями, то люди просто начали бояться. Другая вещь — не только удавка и цензура, а самоцензура, теперь уже и она появилась. Многое для этого было сделано. И вот эта самоцензура, она тоже прессу губит и, конечно, тоже запускает в прессе негативные процессы. Но вместе с тем есть еще объективные причины, вызванные не только давлением, но и проблема профессионализации, проблема профессионального роста, проблема понимания своей аудитории, выделения своей фокус-группы, выделения её интересов, исследование фокус-группы… Ведь сегодня не 90-е годы, определить свою аудиторию — это стало очень актуальным, это требует профессионализации. Я думаю, что мы являемся свидетелями такого процесса в малой прессе, который называется неудобоваримым словом «диверсификацией». Этот процесс только начинается, он идёт на сложном политическом фоне, лучше сказать — на неблагоприятном фоне.
Владимир Ведрашко. Но фон — даже самый неблагоприятный — это всего лишь фон. Разговор о явлениях, которые происходят на этом фоне, о людях, которые делают своё дело, не жалуясь на «фон», мы продолжим.